Двукратная олимпийская чемпионка Алия Мустафина в интервью VTBRussia.ru рассказывает о том, какой показалась ей жизнь после гимнастики и почему она решила вернуться на помост в самом ближайшем будущем.
В разговоре с Алией мы, конечно же, не могли не затронуть ее личного отношения к двум нашумевшим историям, заставившим говорить о себе всю Россию. К истории Ольги Корбут, решившей продать на аукционе все свои награды. И Насти Гришиной, чьи призовые — все заработанные ею в гимнастике деньги, — оказались в руках ее мамы и троих неработающих братьев, а сама Настя — без крыши над головой и с маленьким ребенком на руках.
— Алия, сейчас вы наслаждаетесь свободой. Так какой же она оказалась, жизнь после гимнастики? И насколько она совпала с вашими предположениями о ней?
— Все-таки я еще думаю о том, что я еще ушла не навсегда, и это накладывает свой отпечаток. Я воспринимаю то, что со мной сейчас происходит, как временную паузу. И это немножко другое. Когда ты заканчиваешь совсем и тебе нужно думать, что делать дальше, все это переживается иначе. А я могу позволить себе просто наслаждаться отдыхом!
— Только наслаждаетесь? Может быть, уже немного скучаете по залу?
— Пока только наслаждаюсь. При том, что у меня сейчас творится, скучать не приходится. У меня есть цель, она ждет меня где-то там, впереди, и это очень окрыляет, придает каждому моему дню очень большой смысл. Я знаю, ради чего я отдыхаю, и это для меня важно. А дни у меня проходят обыкновенно. Я могу провести весь день в постели или встретиться с друзьями, сходить в кино, в магазин, что-нибудь приготовить. Я живу сейчас жизнью обыкновенного человека…
— И это непривычно? Вы открыли для себя какие-то новые радости, недоступные вам раньше?
— Да нет, ничего особенного. Даже постоянно тренируясь, я не чувствовала, что я чего-то лишена или мне чего-то не хватает. Позволить себе проснуться после полудня? Не буду спорить, это прекрасно, но, с другой стороны, когда мне приходилось вставать в семь утра, я не могу сказать, что меня это как-то очень сильно затрудняло. При том что по натуре я не «жаворонок».
— Но если вспомнить Олимпиаду в Рио: с какими мыслями вы оттуда уезжали? «Наконец-то все закончилось» и «Больше никогда»? Или в вас уже тогда проступал какой-то подсознательный протест: «Не может быть, чтобы это была финальная точка, я хочу еще…»?
— Оттуда я совершенно однозначно уезжала с мыслями, что наконец-то все закончилось. Все-таки Олимпиада была очень тяжелой, и не только для меня, абсолютно для всех. Сколько я ни общалась с другими гимнастками, все в один голос говорили: «Какая тяжелая, муторная Олимпиада, поскорей бы она прошла». Поэтому уезжала я с большим облегчением, думая больше о том, что теперь я смогу спокойно побыть дома и с нервотрепками покончено.
— Алия, и все-таки: как вы это делаете? Мы, журналисты, присутствовавшие на предолимпийских сборах на «Круглом», собственными глазами видели, что вы отчасти разобраны и на тренировках у вас далеко не все получается, а до Олимпиады остается совсем немного времени… И вдруг: вы снова королева брусьев, и у вас опять золотая медаль! Это какая-то магия? В чем здесь секрет?
— Никакой магии. Мне проще, когда я еду выступать в такой форме, которая требует «доводки». И уже на месте за неделю, десять дней или две недели, — в зависимости от того, сколько остается до выхода на старт, — привожу себя в идеальное состояние. Потому что если я уеду в хорошей форме, полностью готовой, то путь с вершины только один: вниз, и в этом случае форма пойдет только на спад. Соответственно, мне удобнее, когда я выезжаю на соревнования чуть-чуть не готовой.
— Вы не хотите говорить о беременности, но могу я попросить вас порассуждать о том, возможно ли, как вам кажется, возвращение после беременности? Советским гимнасткам это удавалось, и дочь Ларисы Латыниной, многократной олимпийской чемпионки, называет себя чемпионкой мира, потому что ее мама выступала будучи беременной, скрывая это от всех. Только гимнастика с тех пор стала неизмеримо сложнее.
— Пока я не попробую, я этого не узнаю. Гимнастика действительно сейчас совсем другая. Много сложных элементов, все изменилось по сравнению с тем, как было раньше. Нужно сначала попробовать, прежде чем об этом говорить. У меня нет такого, что я любой ценой должна вернуться и побеждать. Я просто начну с того, что буду потихоньку приводить себя в форму. И по ходу посмотрим, как это вообще будет получаться.
— Когда, в какой момент в вас созрело это абсолютно четкое решение, о котором мне рассказали тренеры сборной? Что, когда вашему сыну исполнится три месяца, его возьмет к себе ваша мама, а вы, вскоре после приезда нашей сборной с чемпионата мира, отправляетесь в «Круглое»?
— У меня настолько конкретных планов нет: по поводу времени, когда, что… Все будет так, как будет. В таких вопросах нельзя, как мне кажется, загадывать по поводу определенных сроков. Наверное, осенью я буду понимать более четко, когда может состояться мое возвращение: действительно ли в этом году, как говорит об этом Валентина Александровна, или все-таки уже в следующем. Повторюсь: ничего не загадываю!
— Алия, как вам кажется, вы вышли замуж по любви или по влюбленности?
— По любви, конечно. То, что мой муж тоже спортсмен, меня как-то сразу расположило к нему, подкупило, и потом, по мере того как он раскрывался для меня как человек… Очень веселый, добрый, заботливый. На которого всегда, в любой ситуации можно положиться. Такой человек, какого мне всегда хотелось встретить.
— И чувство вспыхнуло сразу?
— Не совсем с первого взгляда. Мы познакомились в больнице, где мы лечили свои травмы, лежали на одном этаже. А потом была долгая переписка и чуть попозже уже скайп.
— Когда вы вернулись со своей первой, лондонской Олимпиады и вас накрыла волна сумасшедшей популярности, вас начали звать на всевозможные ток-шоу и просили приготовить что-нибудь из татарской кухни. Ваш отец отвечал: «Побойтесь Бога, какая татарская кухня, она, кроме яичницы, ничего не может!» Сейчас вы уже что-то можете, кроме яичницы?
— Я и тогда могла. Просто папа так меня защищал. Я готовить любила всегда, когда находилась не на базе. Так что с этим проблем нет. Моим первым блюдом был борщ, потом папа научил меня совершенно гениальному рецепту супа: «Бросай в кастрюлю все, что найдешь в холодильнике». Так, по-моему, были изобретены многие великие блюда, в том числе пицца и паэлья. Мне особенно хорошо удаются супы. Что я еще готовлю? Собственно, все, что готовят у нас в России. Только приступить к выпечке я пока не решаюсь, даже шарлотку не пробовала освоить. И татарскую кухню пока не изучила. Если когда-нибудь я решусь, то для начала — под руководством мамы. У меня мама прекрасно готовит блюда татарской кухни. Ее моя бабушка, мама отца, всему научила.
— Рецепт семейного счастья. Как бы вы его сформулировали?
— Уважать. Доверять. Любить. В глубине души мне бы очень хотелось, чтобы у меня все получилось так же, как у моих родителей, проживших вместе огромную жизнь. Родители для меня как пример. Уважения, доверия и любви.
— Ваши близкие восприняли желание вернуться как нечто само собой разумеющееся?
— Муж во всем меня поддерживает, во всех моих желаниях. Больше всех против моего возвращения выступает мама. Ну как против… Не то чтобы вот «нет, ни в коем случае, нельзя». Она просто высказывает свое мнение: «Зачем тебе это нужно? Вспомни, сколько у тебя было травм!» И так далее, все в таком роде. Но тут произносит свое слово папа: «Да ладно, пусть попробует». В маме говорит материнская любовь, ее несложно понять…
— Да, кстати, зачем вам «это надо»? Вы считаете, что-то вами на помосте еще не сказано?
— А я и не пытаюсь ничего сказать в гимнастике. Я выступаю ради себя, ради команды, ради удовольствия. Вот, собственно, и все. Мне необязательно что-то «говорить». Я просто делаю. И особенно теперь я больше склонна измерять все это удовольствием. Я кайфую, выступая за команду. Именно за команду. Я получаю такой кайф от того, что я своей команде помогаю, что я, правда, совсем не хотела бы, чтобы это когда-нибудь закончилось! И даже моя ответственность, повышенная ответственность от того, что молодые, еще не очень опытные девочки смотрят на меня и, если у меня что-то не получится, это может отразиться на их уверенности… А у меня есть возможность им объяснить, что ничего страшного, мне ли не знать, что быть стабильной на сто процентов никому не под силу. Кроме того, я могу им помочь избежать ошибок, я считаю, что это для меня очень важная задача. И мне это нравится. А травмы меня, в принципе, никогда не останавливали. Попробовать после родов восстановиться – это очень интересно, по-моему.
— Гимнастика продолжает меняться, вновь вступают в силу новые правила. Как вы воспринимаете изменения? Куда плывет этот корабль?
— Плывет… вперед. Правила никогда не меняются с бухты-барахты, перемены всегда преследуют какую-то цель. Я не могу сказать, считаю ли я эти изменения удобными или неудобными для себя лично. Это правила, под которые мы должны подстраиваться в любом случае. Например, после Лондона и до Рио изменений было гораздо больше, чем сейчас. Но они привносят в гимнастику больше красоты, зрелищности. По-моему, это хорошо! Это как свежий ветер, который заставляет развиваться, расти…
— В каком состоянии сейчас находится команда, которая вам так дорога?
— Ксения Афанасьева лечится, но она хочет вернуться к нам. Маша Пасека тренируется, периодически тоже лечится, но в основном, конечно, тренируется. У нее есть проблемы со спиной, ей приходится иногда убирать нагрузки, но, в принципе, опорный прыжок она прыгает. И Вику Комову мы все-таки ждем. В какой-то период казалось, что она восстановилась, стала чемпионкой мира на брусьях, но травма спины, которая беспокоит и ее тоже, не такая уж простая болячка. У нее совсем незадолго до Олимпиады спина болела так сильно, что ей пришлось сойти с дистанции. Конечно, очень тяжело морально, когда ты так долго не выступаешь, начать с начала. Поэтому там все вместе сложилось. Но мы ее ждем тем не менее. Сильных гимнасток мы ждем всегда.
— Удовольствие. Всегда ли оно сопровождало вас?
— Все зависело больше от возраста. После Олимпиады в Лондоне у меня присутствовало только удовольствие. Но были и другие моменты, когда совсем ничего не хотелось, только это больше касалось тренировок. А выступать с чувством истинного удовольствия я начала, честно говоря, только после Лондона.
— По-моему, вы еще в шестнадцать лет получали очень много удовольствия. На своем первом выигранном чемпионате мира вы просто летали.
— Я тогда еще мало что понимала. Это была гимнастика скорее детская, и сама я была не очень взрослой. Потом мне суждено было пережить разное. Иногда я очень уставала морально. И мне приходилось искать какие-то особенные пути, чтобы вернуться в обойму. Когда нет эмоций, нет желания. И с этим нужно что-то сделать. Что я делала? Переключалась. Не думала об этом, старалась думать о чем-то другом. Шла в зал и все равно тренировалась. Так, как могла, как у меня получалось в таком состоянии. Психологи? Нет, к ним я никогда не обращалась. Я им не то чтобы не доверяю… По-моему, только я сама могу правильно настроить происходящее в моей голове. Я настолько все продумала в своем внутреннем мире сама, что мне кажется, если туда вмешается кто-то со стороны, то моя годами выстраиваемая в голове «пирамидка» тут же рухнет!
— Два случая заставили говорить о гимнастике практически всю Россию. Ольга Корбут, продавшая на аукционе все свои награды. И Настя Гришина, рассказавшая публично о том, что все ее призовые оказались в руках ее матери и троих неработающих братьев. А она — без крыши над головой, с маленьким ребенком на руках. Я предложила бы начать с Корбут. Как вы лично относитесь к ее поступку?
— К поступку Ольги Корбут я отношусь нейтрально. Это ее медали, она их выиграла. И она сделала с ними то, что сама захотела сделать. К этому, как мне кажется, нечего больше добавить.
— Если бы у вас случилась какая-то экстремальная, патовая ситуация, например, крайняя нужда заставила бы вас задуматься о продаже наград…
— Если какая-то крайняя нужда и никак иначе нельзя из этого выбраться… Я бы поступила так же. Вне всякого сомнения. Все равно звание олимпийской чемпионки заключено не внутри медали. И оно не продается. Поэтому, если жизнь вынуждает… Да, медали можно продать. И ничего здесь такого нет
— Когда об этом стало известно, газеты тут же взорвались рассказами об Ольге Корбут как, мягко говоря, о не очень хорошем человеке. Мы не будем сейчас это повторять, мне непонятно другое. Она была кумиром миллионов. В нее влюбилась вся Америка, и взлет, бум вокруг спортивной гимнастики в Соединенных Штатах возник из повального обожания Корбут. Мне всегда казалось — болельщика не обманешь. И любят не за достижения, потому что так, как любили Корбут, любят далеко не всех. Как понять этот феномен? Могут ли люди настолько ошибаться?
— Люди смотрят прежде всего на выступления. Ольга Корбут была невероятно обаятельной на помосте. И трудно было рассмотреть, какой она при этом человек, какой у нее характер. В ней видели гимнастку, и в роли гимнастки она стала всеобщей любимицей. Все остальное немногим дано было узнать. После того как она закончила свою карьеру, ей предложено было жить уже со своим характером, и это была совсем другая жизнь. Стоит очень четко разделять спорт и саму жизнь. Я, по крайней мере, для себя всегда разделяла. И до сих пор считаю, что в спорте я добилась многого, а в жизни пока ничего.
— Стоит ли себя так строго судить? Тем более, что спорт всегда и был вашей жизнью.
— Вот именно. Но это не одно и то же. Мне бы хотелось найти дело, которым мне интересно было бы заниматься.
— Разве вы не нашли его?
— Спорт не вечен. Поэтому я для себя хотела бы найти другое дело. Связанное, может быть, со спортом, но другое. Уже не тренировки. Как люди находят свое любимое дело? К кому-то оно приходит вместе с какой-нибудь жизненной ситуацией, иногда совсем внезапно, словно падает с неба, человек пробует и выясняется, что ему безумно нравится этим заниматься, хотя до этого момента он никогда не думал ни о чем подобном. Пока ко мне это не пришло. Я просто живу для семьи. И у меня, как я уже говорила, присутствуют мысли вернуться. Поэтому о чем-то еще думать — просто рано и преждевременно, не стоит торопить события.
— Алия, вы мне пока еще так и не сказали, как вы восприняли историю Насти Гришиной? Это же ваша подруга по лондонской олимпийской сборной. Ее мама жила с вами на сборах, просто не отходила от дочери. Сдувала с нее пылинки, заплетала косички. И вдруг — такое…
— Обсуждать, кто прав и кто виноват в этой жуткой ситуации, можно бесконечно. Но.. Прежде всего, это их проблема. Их семейная проблема. Я могу о ней судить только со слов самой Насти. И могу только выразить ей свою поддержку. Всякое случается. Насколько я знаю, Настя не единственная, с кем такое произошло. Просто ее история получила огласку. Но не все решились предать это гласности.
Кто-то уже высказывал мнение о том, что Настя неправильно сделала, рассказав обо всем на телевидении, в прессе. Я не согласна с этой точкой зрения. Я думаю, Настя вправе сама решать. И, если она решила, что так надо, значит, так и было надо на самом деле. Здесь, как и в случае с Ольгой Корбут, человек делает то, что считает нужным. Защищает свои интересы, как умеет. И это правильно.
Кстати, у меня до сих пор всеми моими призовыми деньгами занимается мама, я не вмешиваюсь и ничего не выясняю. И такое доверие по отношению к родителям — это нормально. Так и должно быть. Мы все доверяем своим родителям, как же иначе? И Настя Гришина не была исключением. Просто кому-то из нас повезло, а кому-то нет… Насте не повезло.
